Содержание
ЖК «Большевик» от официального застройщика O1 Properties
Все новостройки Бегового
описаниекартаотзывызастройщик
Срок сдачи
Готовые
Застройщик
O1 Properties
Класс жилья
Элитный
Отделка
черновая и
Тип жилья
?
Юридически апартаменты не относятся к жилому фонду. В них нельзя прописаться, но это не мешает использовать помещения для проживания, приписываться к местным социальным структурам и медицинским учреждениям.
Апартаменты
Этажность
от 3 до 7 этажей
Материал
Кирпич-монолит
Потолки
5 метров
ЖК «Большевик» — элитный лофт-квартал, расположенный на месте кондитерской фабрики в Беговом районе Москвы. В состав вошли три 6-этажных кирпично-монолитных дома. Фасады облицованы красным и белым кирпичом с применением декоративных орнаментов. Крыши покрыты перфорированными панелями. Предусмотрены французские балконы и подсветка в ночное время суток.
В продаже одно-четырехкомнатные апартаменты площадью от 29,4 до 186,1 кв. м. Высота потолков, в зависимости от корпуса и этажа, составляет 3,1-5,5 м. Витражные окна в пол есть в каждом номере, в некоторых устроены террасы или зимние сады. Часть планировок имеют выходы в дворики-патио. На верхних этажах — двухуровневые лоты размером до 300 кв. м. Недвижимость сдается с дизайнерской отделкой в одном из 6 вариантов и встроенной сантехникой. При желании от ремонта можно отказаться.
Все инженерно-технические коммуникации заменены на новые. Дом оснащен системами очистки и фильтрации воды, вентиляции, кондиционирования воздуха. В холлах дизайнерский ремонт. На крыше обустроена оранжерея. Во дворе, закрытом от доступа посторонних, организованы мини-парк с зонами для отдыха и детская игровая площадка.
В комплексе апартаментов «Большевик» действуют фитнес-центр, ресторан и офисы компаний международного уровня. Территория огорожена и охраняется. На расстоянии 1 км раскинулся Петровский парк.
Все квартиры распроданы
ход строительства
расположение
Беговой, Ленинградский пр-т, 15
Отзывы и обзоры
Рейтинги
Площадка | Оценка | Отзывов |
---|---|---|
МскГуру | 3.5 | 2 отзыва |
Новострой-М | 3.8 | 11 отзывов |
Новострой | 3.7 | 2 отзыва |
Яндекс | 4.5 | 293 отзыва |
ЦИАН | 4.33 | 3 отзыва |
Итоговая оценка 3.97 на основе 311 отзывов из 5 источников
о застройщике
Застройщик O1 Properties
2010Год основания
1Строящийся ЖК
1Построенный ЖК
1217Место в рейтинге
?
Место среди всех застройщиков России по площади строящегося жилья
Компания O1 Properties работает с 2010 года. С момента создания её владельцы начали скупать элитную нежилую площадь в Москве. В результате в 2016 году организация расположилась на пятом месте в рейтинге крупнейших российских владельцев коммерческой недвижимости.
На 2017 год в собственности компании находятся 15 бизнес-центров общей площадью 584 тысяч м2. Клиентами и партнёрами предприятия, которые арендуют у площади, являются известные российские и зарубежные компании. Среди них «Ситибанк», Walt Disney, Deloitte, Volkswagen Group, LG Electronics и другие. К построенным компанией объектам относятся бизнес-парк «Аврора», культурно-деловой комплекс «Большевик».
На территории бизнес-парка «Аврора» девелопер весной 2017 года приступил к строительству комплекса резиденций класса «элит» под названием «A-Residence». Планируется возведение 5 зданий с количеством этажей от 5 до 9. Окончание проекта намечено на начало 2019 года.
O1 Properties удостаивалось многих премий на престижных специализированных конкурсах, среди которых: European Property Awards, Commercial Real Estate Awards, Best Office Awards, The Moscow Times Awards.
Контактные данные
Соседние новостройки
Апартаменты SLAVAот 19 150 000 ₽ Беговой, САО, Москва
ЖК «Искра Парк»от 17 930 000 ₽ Беговой, САО, Москва
ЖК «Glorax Aura Белорусская» от 16 670 000 ₽ Беговой, САО, Москва
Апартаменты Alcon Towerот 39 170 000 ₽ Беговой, САО, Москва
ЖК Большевик, ул. Ленинградский проспект 15к9, 28, 35, САО. Официальный сайт партнера
Жилой комплекс Большевик (Bolshevik) — официальный сайт партнера
Премиальный апарт-комплекс Большевик по достоинству оценят деловые люди, для которых важно комфортное и современное жилье и исключительной транспортной доступностью. Квартал расположился между деловой «Ленинградкой», 1-ой Тверской-Ямской улицей и Третьим Транспортным кольцом, таким образом все ключевые направления — прямо в комфортной доступности.
Волоколамское шоссе тоже в опциональном отдалении — 10 минут на автомобиле, также отсюда удобно добираться на Белорусский вокзал и в аэропорт «Шереметьево».
К услугам тех, кто предпочитает общественный транспорт, — станции метро «Белорусская» и «Динамо».
Архитектурная концепция и исторический дизайн
Апарт-комплекс Большевик расположился в стенах одноименной кондитерской фабрики. Ее фасадную часть и основной конструктив бережно сохранили и обновили эстетические детали, таким образом сохранив исторический стержень, но преобразовав в современный и деловой квартал, где с легкостью удается совмещать спокойную жизнь и деловую активность.
Чтобы сгладить массивность фасадов, застройщик добавил французские балконы, которые уравновешивают и несколько сглаживают ощущение слишком точной геометрии линий. А чтобы сохранить настроение и поддержать дизайн внутренних интерьеров в стиле лофт, фасад был реконструирован кирпичом, созданным специально для проекта.
Сам ЖК Большевик представляет собой 3 небольших корпуса, объединенных общей архитектурой. Но внутренние дизайнерские решения отличаются друг от друга. Так было задумано, чтобы покупатель мог выбрать формат по душе: приобрести апартаменты без отделки или с готовым решением «под ключ».
Площади жилых помещений начинаются от 29 кв.м. и доходят до 300. Предусмотрен и вариант объединения соседних объектов по вертикали или горизонтали. Высота потолков нехарактерная для традиционных лофтов — всего 3.10.
В Большевике установлены современные инженерные системы: кондиционирование, вентиляция, собственная система фильтрации воды с последующей очисткой, современная электропроводка с безопасным разведением.
Внутренний двор, традиционно, полностью закрыт от посторонних. Первые этажи отданы под офисные помещения и ритейл в виде кофеен, салонов и небольших маркетов. У проекта Большевик будет собственная парковая зона с современным и функциональным ландшафтным дизайном и освещением. Для детей запланирована детская площадка.
В качестве дополнительной безопасности движение машин внутри территории невозможно, для парковки предоставлен подземный паркинг.
Инфраструктура ЖК Большевик
Район, в котором расположился апарт-комплекс, уже давно сформирован, а значит, его отличает высокий уровень инфраструктурного развития. Здесь много культурных и развлекательных локаций: Музей русских импрессионистов, театр, спортивные учреждения, включая ипподром и конноспортивную базу.
Рядом с ЖК работает муниципальная клиника и детский сад, также тут расположилось несколько школ (включая кадетский корпус). В пределах 7 км есть несколько университетов.
Мультифункциональные торгово-развлекательные центры с кинотеатрами и большим набором магазинов — всего в 5-10 минутах на автомобиле.
Взлет и падение большевизма под одной крышей
ПЕРВАЯ НОМЕНКЛАТУРА Советского Союза была обитателями болота. Они жили в гигантском комплексе, построенном в 1931 году и спроектированном специально для партийной элиты в районе на берегу Москвы-реки, ранее известном как «Болото». Этот довольно захудалый район послужил идеальным местом для громадного проекта, в котором должно было разместиться первое поколение большевистских командиров, которые с 19 века были втиснуты в конфискованные отели и частные дома. 17. Новое здание, названное Домом правительства, было построено в стиле конструктивизма, подвида модернизма, очарованного фабричной эстетикой и масштабами массового производства. Это был весомый якорь для растущего города, спроектированный Борисом Иофаном, тем самым архитектором, который выиграл конкурс на строительство неподалёку недостроенного Дворца Советов — собора советского коммунизма, увенчанного гигантской статуей его покровителя. святой, В. И. Ленин. Дом правительства Иофана — с его новенькими квартирами, театром и клубом — был желанным адресом. Что делало его наиболее желанным, так это то, что он лежал в основе советской власти. Среди 2655 жителей дома были бундовские евреи, награжденные «ударники» (мужчины и женщины, перевыполнившие свои нормы), прощенные меньшевики и генералы Красной Армии. Они знали, что делают праведную работу, строя коммунизм с нуля и демонстрируя свою солидарность с движением, живя как единое целое. Однако всего через десять лет после завершения строительства Дома правительства он опустеет, отдав более 30 процентов своих бывших жителей в ГУЛАГ, расстрелы, ссылку, а в случае детей — в детские дома.
В своей новой книге Дом правительства: Сага о русской революции Юрий Слезкин рассказывает историю раннего советского режима — от идеализма 1917 года до ужасов сталинского Большого террора 1936–1938 годов — с помощью Дом как сосуд социальной истории. Под его крышей первое советское поколение начало свой энергичный путь к коммунизму. Координируя крупнейшую политико-экономическую перестройку в мировой истории, они также пересмотрели традиции религии, семьи и пола. Их истории, которые Слезкин рассказывает с огромными подробностями, разнообразны; одни были малограмотными рабочими, другие обращенными членами царской аристократии, но все были привержены радикальным переменам, обещанным Октябрьской революцией. В то время как повествование Слезкина прослеживает возникновение нового общества и его возможное предательство, его главная тема — религиозная природа советского коммунизма. Дом правительства был не только местом для помазанников, но и монастырем для истинно верующих. И, как показывает Слезкин, как и многие общины мессианской веры, этот орден стал жертвой охоты на ведьм и чистки тех, чья убежденность вызывала сомнения.
Слезкин непреклонен в том, что те, кто боролся за революцию 1917 года, были приверженцами мессианской веры, ничем не отличающейся от мормонизма, евангельского христианства или хасидского иудаизма. «В основе всех милленаризмов лежат карго-культы», — говорит нам Слезкин, утверждая, что идея равного распределения берет свое начало в древнем мире, а не в утопиях Сен-Симона, Фурье или других ранних социалистов. Пророчество Маркса было на самом деле довольно знакомым, пишет Слезкин, цитируя самого человека:
Новый Вавилон, как и старый, свел все к голой погоне за золотыми грузами и «принудил все народы под страхом гибели принять буржуазный способ производства» — между прочим, заставив всех женщин в «публичную и частную проституцию» и «лишать ее ореола все занятия, которые до сих пор почитались и к которым относились с благоговейным трепетом [. ..]». Но конец был близок […] вызвать неизбежное.
Эпическая социальная история Слезкина на 1000 с лишним страниц начинается в царские дни Болота, когда революционеры из рабочего класса и интеллигенция торговали революционными идеями на складах и фабриках на окраине Москвы. Многие из первых агитаторов социализма были быстро отправлены в тюрьму или в сибирскую ссылку, и именно в глуши началась их серьезная радикализация. Через неформальные учебные кружки они распространяли марксистские идеи среди своих сокамерников, укрепляя приверженность друг друга борьбе. Изгнание было суровым, но многие лагеря функционировали как самоуправляющиеся коммуны, что позволяло радикалам претворять в жизнь свои социалистические планы. В этом разделе книги Слезкин раскрывает обширную многонациональную социальную сеть, базирующуюся в Москве, но простирающуюся до Сибири, Киева, Берлина и других регионов. Жизни участников и их бесчисленные связи описаны с таким обилием подробностей, что можно быть одновременно ошеломленным и вдохновленным, как это часто бывает с классическим русским романом.
Когда революция пришла, это было исполнением пророчества, но также и неловким моментом для марксистских интеллектуалов. Они предсказывали, что мировой коммунизм начнется в развитых капиталистических странах (скорее всего, в Германии), где пролетариат был многочисленным. Россия была преимущественно земледельческой экономикой со слабым классом капиталистов, лишь недавно (1861 г.) отменившим феодально-крепостнический строй. Маркс и Энгельс не давали инструкций по преобразованию России, и революционеры разделялись на каждом шагу. Возможно, самый большой разногласие касалось масштабов революции: должна ли Советская Россия работать над повстанческим движением по всему миру или консолидировать «социализм в одной стране»?
Центральный вопрос в Доме правительства заключался в том, как обратить в свою веру тех, кто живет за пределами большевистской власти в Москве. Революционеры были молодыми, городскими, атеистами и часто еврейского происхождения; страна вокруг них была сельской и религиозной. Они верили, что массы поддержат их в стремлении перераспределить богатство, но задача заключалась в том, чтобы убедить массы принять новую веру. Как поясняет Слезкин:
[Т]е советское государство должно было […] обратить большинство населения в официальную веру. Это была грандиозная задача: большевики захватили крупнейшую в мире империю […] Христиане стали правящей партией в Римской империи лишь спустя более трех столетий после смерти основателя секты […] Большевики считали священное время годами. и ясно предполагал, как и Павел, что «мир в его нынешнем виде проходит».
Партийным лидерам пришлось изобретать новые обряды (самым известным и продолжительным был праздник 1 мая), а также обряды для новообращенных: красные крещения, объяснявшие в самых простых терминах новое государство сельским сельчанам, внукам крепостных. . Освящение нового государства, включая беатификацию Ленина, забальзамированного и выставленного на всеобщее обозрение в Москве, прошло в основном успешно. Слезкин ясно дает понять, что, несмотря на научный тон марксистской идеологии, Советский Союз является ярким примером того, как «ни одно государство, каким бы рутинным оно ни было, полностью оторвано от своих священных истоков, и никакие притязания на легитимность не являются чисто «рациональными». инструментальный».
Дом Правительства изначально проектировался в духе религиозного пафоса, характерного для советского общества 1920-х гг. Женщины должны были быть в значительной степени освобождены от домашних обязанностей через коллективные столовые и детские сады. Семейная ячейка должна была быть переосмыслена, чтобы подавить социальное воспроизводство буржуазных тенденций; десятки людей вместе спали в больших комнатах. Но члены Коммунистической партии, уставшие от трудностей лет Гражданской войны (1917–1922), теперь жаждали уединения, достаточно места для своих книг и стабильности. Радикальные изменения в семейной жизни так и не прижились, и женщины не были освобождены от домашних забот; квартиры фундаментальным образом способствовали буржуазному домашнему хозяйству. Тем не менее, женщины все же участвовали в рабочей силе в большем количестве, и социальные нравы царской эпохи были, по крайней мере, изменены, если не взорваны. Валентин Трифонов, казак, поддерживавший большевиков, жил со своей бывшей женой, ее дочерью от другого брака, которая стала его новой женой, и их сыном Юрием, который вырос и стал одним из самых популярных писателей Советского Союза. . (роман Юрия Трифонова Дом на набережной [1976] касается судьбы жильцов Дома правительства в 1930-е гг.) Слезкин, написавший влиятельную статью «СССР как коммуналка» в 1990-е гг., стремится показать, что элитарная советская Дома были заряжены интеллектуальным дискурсом, но члены партии по-прежнему читают своим детям перед сном « Робинзон Крузо».
Действительно, дети были центром жизни в Доме правительства. Они были первым «красным поколением», рожденным в вере, которую нужно было поддерживать суровой практикой. Оптимизм и огромные надежды на это поколение определили свою судьбу в 19 веке. 30-е кажутся тем более жалкими. Выросшие в среде интенсивного самосовершенствования в 1920-е годы, когда они «читали [более или менее] без перерыва» (термин, указывает Слезкин, который русские также используют для обозначения запоев), они обнаружили, что съеживаются в страх перед облавами и арестами, организованными их соседями и товарищами. Самое поразительное, что черты, которые раньше придавали статус и уважение, такие как представление Советского Союза за границей, знание иностранных языков и развитие международных левых контактов, стали поводом для подозрений.
Критики советского проекта воспринимают сталинские чистки как наиболее яркое выражение его обоснования, а не как отклонение. Они указывают на тот факт, что Большой террор фактически пришелся на момент относительной политической стабильности, когда государство почти не сталкивалось с угрозами со стороны реальных внутренних заговоров или внешнего давления. Охота на ведьм исходила из самой религии. Бывшие коммунисты, такие как Артур Кестлер, описывали советский коммунизм как «византийский культ», в котором верующие были одержимы массовой истерией. Что еще могло объяснить тот факт, что жертвы и организаторы чисток были соседями по дому? А что еще могло объяснить масштаб Террора? К 1937, ритуал ареста, пыток, ложных показаний и казни стал непосильным для осажденных чиновников и агентов НКВД (многие из которых также были убиты после нескольких лет беспрерывной работы чистильщиками). В 1937–38 годах только в Москве в лесах за городом было расстреляно 29 тысяч человек.
Часто сначала уводили мужчин, глав домохозяйств, а через несколько недель их жен, оставляя детей на усыновление или отправку в приюты. Дети Дома правительства, которые должны были унаследовать социалистическое государство от своих родителей, остались почти ни с чем, и многие были заключены в тюрьму, если не убиты. Тех, кто вернулся в Москву, не встречали на прежних квартирах в Доме даже после того, как Никита Хрущев (бывший житель квартиры 199 и 206) осудил Сталина в 1956 году. Тем не менее, некоторые остались верными. Слезкин цитирует Феоктисту Яковлевну Мягкову, которая держала на стене портрет Сталина даже после того, как ей пришлось воспитывать внучку после расстрела дочери и зятя: «Здесь было так много врагов, что это было невозможно чтобы не ошибиться». (Ее зять Михаил Полоз, председатель Госплана Украины, был убит вместе с 264 другими заключенными, которых перед расстрелом заставили рыть себе могилы и лежать в них в нижнем белье.) другие советские граждане действительно потеряли веру, продолжая вести себя с тупой покорностью. В отличие от страданий их родителей, их страдания не служили окончательному искуплению — это были просто трудности.
Слезкин заканчивает книгу описанием большевизма как «реформации» для связанной традициями России, что делает СССР радикальным проектом модернизации:
Большевистская Реформация не была народным движением: это была массовая миссионерская кампания, организованная секта, которая оказалась достаточно сильной, чтобы завоевать империю, но недостаточно находчивой, чтобы обратить варваров или воспроизвести себя дома […] [Т] дети основателей перешли от романтики тех, кто отправляется в новые поиски, к иронии тех, кто видел все это раньше.
Дом правительства теперь стоит среди множества других серых кварталов — функциональных, уродливых, однородных «хрущевок», усеивающих ландшафт бывшего Советского Союза. Он стал символом несбывшихся мечтаний и утраченной веры первого советского поколения.
¤
Макс Холлеран — преподаватель социологии в Мельбурнском университете.
Дом теней России | The New Yorker
Ответом было человеческое жертвоприношение, «один из старейших локомотивов в истории», пишет Слезкин. «Чем напряженнее ожидание, тем непримиримее враги; чем непримиримее враги, тем больше потребность во внутреннем сплочении; чем больше потребность во внутренней сплоченности, тем острее поиск козлов отпущения». Вскоре в сталинском Советском Союзе начались чистки. Не было бы такого понятия, как случайность или ошибка — любое отклонение от добродетели и обещанных достижений было бы результатом преднамеренного саботажа. Это логика черной магии, духов и ведьм, охоты на ведьм. Было вполне естественно, что жертвы охоты были найдены среди тех, кто привел в действие первоначальное пророчество.
Сейчас трудно представить, с детской площадкой в одном из дворов и паназиатской лапшой на первом этаже, но на протяжении 1937 и 1938 годов Дом правительства был водоворотом исчезновений, арестов и смертей. Списки арестов готовились НКВД, советской тайной полицией, которая позже стала КГБ, и утверждались Сталиным и его ближайшими соратниками. Задержания произошли среди ночи. Группа НКВД. офицеры подъезжали к зданию на «черном вороне», стандартном автомобиле тайной полиции, силуэт которого напоминал хищную птицу. История, которую я слышал много раз, но которая кажется недостоверной, состоит в том, что НКВД. Агенты иногда использовали мусоропроводы, которые проходили через многие квартиры, как большие трубы, выскакивая из дома подозреваемого без необходимости стучать в дверь. После формального суда, который мог длиться всего три-пять минут, заключенных вели то налево, то направо: заключение или расстрел. «Большинство арендаторов Дома правительства были смещены вправо», — пишет Слезкин.
Никто публично не упоминал обвиняемых и не говорил об их бедственном положении выжившим членам семьи. В целом, пишет Слезкин, те, кто жил в Доме правительства, «верили, что враги на самом деле повсюду», и что любые невинные жертвы были отдельными ошибками в добродетельном кровопролитии. Он цитирует дневниковую запись Юлии Пятницкой, чей муж, сотрудник Коминтерна, был арестован вместе с их семнадцатилетним сыном в Доме правительства в 1937 году. Пятницкая тоскует по сыну и разрывается между двумя противоборствующими сторонами. образы мужа: честного революционера и якобы врага народа. Когда она думает о первом, она пишет: «Мне так жаль его, и я хочу умереть или бороться за него». Но когда она размышляет о втором: «Я чувствую себя испорченным и противным, и я хочу жить, чтобы видеть их всех пойманными и не иметь к ним жалости». Всего, по словам Слезкина, во время чисток было арестовано или выселено восемьсот жителей Дома правительства, тридцать процентов населения здания. Триста сорок четыре человека были расстреляны.
Вскоре аресты перекинулись с жильцов на их нянь, охранников, прачек и уборщиц на лестничных клетках. Коменданта дома арестовали как врага народа, как и начальника хозяйственного отдела КПСС. Раскрывалось так много врагов народа, что отдельные квартиры переворачивались с мрачно-абсурдной скоростью. В апреле 1938 года директор Кузнецкого металлургического завода Константин Бутенко поселился в квартире 141, освободившейся после ареста ее предыдущего жильца, заместителя наркома Минздрава. Бутенко занимал четыре комнаты в течение шести недель, прежде чем его самого арестовали, а его семью выселили. Пространство занял Матвей Берман, один из основателей ГУЛАГа. Через шесть месяцев Бермана арестовали, а в следующем году расстреляли.
Недавно днем я посетил женщину по имени Анна Борисова, чья квартира находится через двор от моей. Борисова — художница-любительница и поэтесса, и ее фотографии украшают стены ее гостиной рядом с выцветшими семейными портретами. Пространство напоминает просторный салон. Борисова поставила чайник с чаем, кусочки соленого сыра и пирог. Она рассказала мне о своем деде Сергее Малышеве, который был советским чиновником, заведовавшим продовольственными рынками и торговлей. Борисова пояснила, что провела 1937 в приступе тревоги. «У него было предчувствие, — сказала она. «Он всегда ждал, никогда не спал по ночам». Однажды вечером Малышев услышал шаги в коридоре и упал замертво от сердечного приступа. В каком-то смысле его смерть спасла семью: ареста не было, а значит, не было причин выгонять родственников из квартиры. «Поскольку он умер своей смертью, все осталось в нашей семье — квартира, все», — сказала Борисова. — И после этого нас никто никогда не трогал.
Мой друг Толя, кинодокументалист, рассказал мне, как пережил те годы его дед, урожденный Иосиф Фрадкин. Перед революцией он дал себе псевдоним Борис Волин, игра русского слова воля , что означает силу воли и свободу. (Переименование было популярной большевистской модой. Владимир Ульянов называл себя Владимиром Лениным, Иосиф Джугашвили взял имя Иосиф Сталин.) Волин мог быть суровым, воинственным человеком. Он занял пост в Главлите, цензурной организации Советского Союза, и объявил о «решительном повороте к крайней классовой бдительности». К середине тридцатых годов Волин был заместителем начальника Народного комиссариата просвещения, одного из первых органов советской пропаганды и просвещения. Однажды осенью 19В 37 лет, после драки со своим начальником, подлым человеком по имени Андрей Бубнов, у Волина случился сердечный приступ. Следующие несколько месяцев он провел в государственных больницах и домах отдыха и вне их. После выздоровления он обнаружил, что Бубнов вместе со всеми, кроме одного заместителя министерства, арестованы и расстреляны.
Я заметил Толе, что, должно быть, было страшно узнать, что многие из твоих коллег и друзей были ликвидированы в твое отсутствие. Мы сидели в его квартире, окруженные стопками старинных книг и фамильными артефактами. Центр квартиры — старый кабинет его деда, величественная комната с тяжелым письменным столом и эффектной стеной от пола до потолка из деревянных и стеклянных полок. — Дело в том, — сказал Толя, — что до этого ужасного открытия было много других. Один из братьев Волина был советским разведчиком, работавшим в США под прикрытием военного атташе. Его отозвали обратно, арестовали и расстреляли. Одна из сестер Волина была замужем за сотрудником НКВД. офицер, а жили они в Доме правительства, на соседней квартире. Когда коллеги мужа пришли его арестовывать, он насмерть выбросился из окна квартиры.
Волин, как я узнал, держал за диваном чемодан с теплыми вещами наготове на случай ареста и приговора к ГУЛАГу. Его жена сожгла архив документов, относящихся к тому времени, когда он был посланником большевиков в Париже, опасаясь, что эта работа заклеймит его как иностранного шпиона. Своей дочери, матери Толи, они дали своеобразный набор инструкций. Каждый день после школы она должна была подниматься на лифте на девятый этаж, а не на восьмой, где жила семья, и смотреть вниз на лестничную клетку. Если бы она увидела НКВД. агента возле квартиры, она должна была вернуться в лифт, спуститься вниз и бежать к дому друга.
Мы говорили об атмосфере в здании тогда, о чем, должно быть, думали бабушка и дедушка Толи, когда светлый и справедливый мир, который, как они думали, они построили, начал каннибализировать себя. «Они могли думать только об одном: как выжить. Я в этом глубоко уверен», — сказал он. «Они не могли ни вмешиваться, ни малейшим образом контролировать ситуацию. Силы, с которыми они сталкивались, были библейскими, как борьба с самой природой».
Как прошла черная яростная буря, аресты закончились. Последними убитыми были офицеры НКВД. «Очнувшись после оргии, Сталину и оставшимся в живых членам ближайшего окружения нужно было избавиться от тех, кто ее устроил», — пишет Слезкин. Вскоре жителей дома и страны постигла новая трагедия: вторжение нацистской Германии в июне 19 г.41. Дом правительства был эвакуирован, его жители разбросаны по городам Советского Союза. Слезкин сообщает, что около пятисот человек из здания ушли на войну; сто тринадцать из них были убиты. В советском сознании война была событием столь же мощным, как и революция. Конфликт, пишет Слезкин, «оправдал все предыдущие жертвы, как добровольные, так и невольные, и дал детям первоначальных революционеров возможность доказать еще одной жертвой, что их детство было счастливым, что их отцы были чисты, что их страна была их семьей, и что их жизнь была действительно прекрасна даже после смерти».
После войны жители Дома правительства вернулись, но прежний дух здания исчез. В сороковые годы, когда новые жильцы смешались со старыми, а мебель въезжала и выезжала, это место, по словам Слезкина, становилось «более оживленным, шумным, грязным, менее эксклюзивным». Вокруг города выросли новые элитные многоквартирные дома, в том числе сталинские небоскребы «свадебный торт», а Дом правительства перестал быть единственным престижным адресом Москвы.
Культ Сталина и, как следствие, миф о советской добродетели и исключительности — «связь, удерживавшая воедино разрозненных уцелевших членов Дома правительства», — пишет Слезкин, — начали разрушаться в 1919 г.56, когда Хрущев, когда-то проживающий в этом доме, а ныне первый секретарь СССР, произнес секретную речь о преступлениях Сталина на ХХ съезде партии. Этот прокол непогрешимости СССР был душераздирающим для поколения первых большевиков-революционеров. Дедушка Толи, к тому времени преподававший в Институте марксизма-ленинизма, был опустошен этой речью. Его жена умерла незадолго до этого, и Толя сказал мне, что эти два события «свели его в могилу». Он умер в течение года, в возрасте семидесяти одного года.
Родители Толи были типичными представителями следующего поколения советской интеллигенции: преуспевающими и внешне беспрекословно относившимися к коммунистической системе, но втайне питавшими сомнения и разочарования. Толя, как и многие его друзья, вырос в защитной тени послевоенной мощи и хорошего настроения Советского Союза. Одно из его самых ранних воспоминаний — это первый космический полет Юрия Гагарина в 1961 году, который его семья смотрела по телевизору — устройства, которого в те дни в Москве было чрезвычайно мало. «Гагарин совершил свой полет, и теперь мы, СССР, были на вершине мира», — сказал Толя, описывая тогдашнее настроение. «Я чувствовал себя в самом центре вселенной».
В те годы обитатели Дома правительства еще де-факто были членами советской элиты, пусть и не все они были высокопоставленными бюрократами. В одном из дворов располагалась «специальная амбулатория» — полусекретный продовольственный магазин и столовая, где предлагались продукты и различные деликатесы, которые иначе было невозможно найти, по субсидированным ценам. Толя сказал, что магазином в его семье принципиально никто не пользовался, но несколько раз группа молодых людей устраивала импровизированную вечеринку, посылала в магазин кого-то из его друзей и вдруг, «стол будет накрыт на двадцать человек».
В квартире, которую я сейчас снимаю, жил сын Сергушева Владимир с матерью и женой Нонной, обаятельной красавицей. У нее были напряженные отношения со свекровью, которая сочла интерес молодой женщины к губной помаде, кружевным перчаткам и вечерам в театре непристойно-буржуазным. Фамилия Сергушева помогла Владимиру устроиться на работу в КГБ. Он был интеллигентным и вдумчивым человеком, но со слабыми нервами. В пятидесятые годы он потерял во время командировки в Германии портфель, наполненный сверхсекретными документами, и был тихо уволен из спецслужб.