Московская 101: Дом по адресу Киров, ул. Московская, 101

Сохраняющееся в новой России клеймо, связанное с городами, удаленными более чем на 101 километр (шестьдесят три мили) от Москвы или других крупных городов, отражает непреходящее советское наследие: разделение земли на привилегированные городские районы и заброшенные, бедствующие внутренние районы. Этот контраст стал еще более заметным с тех пор, как в августе начался экономический кризис. Яркие огни Москвы еще не погасли. Супермаркеты по-прежнему заполнены товарами, недоступными в других местах страны; рестораны по-прежнему посещаются, хотя и реже, чем раньше; и дизайнерские бутики все еще работают, хотя и с меньшим количеством клиентов. Относительно небольшое количество москвичей хранило свои сбережения в банках, предпочитая копить наличные доллары, поэтому многие пережили крах финансовой системы, сохранив свои деньги под матрасом, даже если их зарплаты уменьшились из-за девальвации рубля. .

Географическая точность, с которой первоначально было проведено деление города на сельскую местность, свидетельствует о его происхождении от полицейского государства. Чтобы осуществить тоталитарное управление, коммунистические правители зонировали, классифицировали и систематизировали места и людей до такой степени, что советские граждане горько шутили, что их страна была разделена на малых зон, или «маленьких зон», эвфемизм для трудовых лагерей. , и большая зона, или «большая зона», то есть остальная часть Советского Союза, с зона здесь передает ощущение гигантского ГУЛАГа. Крестьяне имели статус, эквивалентный статусу заключенных или крепостных. Не выдавая им внутренних паспортов, необходимых для поездок внутри страны, советское правительство десятилетиями заставляло их оставаться в совхозах и колхозах и ценой собственного обнищания трудиться над обеспечением привилегированного пролетариата регулярным и недорогим снабжением продовольствием. еда.

Сельская местность действительно была разграничена линиями ГУЛАГа. На протяжении большей части советского периода преступников и других нежелательных лиц, в том числе якобы реабилитированных политических заключенных, вернувшихся из исправительно-трудовых лагерей после смерти Сталина, часто отправляли за 101-й километр. в районы в пределах двадцати пяти километров или около шестнадцати миль от городских центров.) С падением полицейского государства эта практика прекратилась, но для многих россиян упоминание о земле за 101-м километром по-прежнему ассоциируется с чертой изгнания, владениями. негодяев и социальных отходов. Сами озёряны утверждают, что большая часть их населения происходит от бывших заключенных, у которых на документах об освобождении стояла отметка СОШЛЕН ЗА КИЛОМЕТР 101.

Недавнюю поездку в Озёры я начала из центра Москвы, войдя в метро в нескольких шагах от бутиков Versace и Sandra Star возле Marriott Grand Hotel. Я выехал на поезде на юго-восточную окраину Выхино и сел в изношенный красно-белый автобус, который тронулся в облаке выхлопных газов и пробрался сквозь забитые «Мерседесами» пробки к Рязанскому проспекту. Двадцать минут спустя водитель приводил в порядок свои документы; впереди нас стоял забрызганный грязью стеклянный и алюминиевый милицейский блокпост на границе Москвы. Офицер охраны в бронежилете узнал его и равнодушно взмахнул дубинкой. На контрольно-пропускных пунктах, ведущих в город, было остановлено полдюжины машин; их обитатели показывали бумаги и объясняли, какое дело привело их в Москву. Россияне должны зарегистрироваться в милиции и заплатить пошлину за пребывание в столице более трех дней, если они не москвичи. Уйти проще.

Проехав блокпост, мы качались и грохотали по дороге среди снежных шквалов. Вскоре мы покинули залитые неоновым блеском окрестности Москвы и вошли в сонное царство деревень с старинными русскими названиями — Жилино, Степанщино, Вохринка, — где женщины собираются у колодцев, а козы роются в поисках пищи среди обветренных деревянных жилищ. Мы пересекли реку Северку, и асфальт, окруженный теперь березовыми и еловыми рощами, стал ухабистым. Через пару часов мы преодолели 101 километр и миновали луковичные купола соборов в Коломне, откуда взяли проселок на юг. Ржавые вывески по дороге возвещали о нищих совхозах, обветшавших заводах, а затем, наконец, о Озёрском уезде и самом городе.

ПОСЛЕ краткой экскурсии можно было бы простительно заключить, что Озёры с населением 28 000 человек находятся глубоко в российской глубинке. Многие из его дорог покрыты грязью, и едва ли двигатель легкового или грузового автомобиля прерывает шепот ветра в его березах и осинах. Огромные разваливающиеся бетонные многоквартирные дома то здесь, то там возвышаются над причудливыми, но покосившимися деревянными домами, восходящими к девятнадцатому веку, когда крепостные, выкупившие свою свободу у помещиков окрестных поместий, начали стекаться в Озёры, чтобы устроиться на работу на его расцветающих текстильных фабриках. . Бум закончился: сегодня город имеет заброшенный, заброшенный вид, напоминающий о сломанных жизнях, ссылках и нищете, словом, о уделе русской деревни и ее жителей с XIX века.17 Большевистский переворот.

Квартира Светланы находится в центре города, там, где главная магистраль Озеров, улица Ленина, заканчивается тупиком на Советской площади. Вдоль северной стороны улицы Ленина стоит ряд дореволюционных деревянных зданий, решетчатых и красочных, которые теперь служат магазинами, продающими беспорядочный ассортимент хлеба, трикотажа, цветов, водки, пленки Кодак, сосисок, видео Рэмбо и многое другое. водка и еще сосиски. По другую сторону дороги разбросаны полуразвалившиеся магазины, примыкающие к автовокзалу и уличному рынку, предлагающие тот же товар. Множество ветхих киосков окаймляет край грязного озера глубиной в фут и шириной пятьдесят ярдов. Это сердце города — не меньше округа — после более чем семи лет рыночной реформы.

Экономика Озёры рухнула вместе с экономикой Советского Союза. Две его текстильные фабрики (пострадавшие, когда прекратились поставки дешевого хлопка из Узбекистана) и оборонный оптический завод (безуспешно преобразованный в фабрику по производству люстр) сейчас простаивают. Многие из киосков Озёры, предвестников свободного рынка, недавно закрылись. Практически все, что еще функционирует, — это молочный завод, принадлежащий иностранцам. По имеющимся данным, 40 процентов взрослых озёрян не имеют работы, большинству из тех, кто работает, выплачивают зарплату с опозданием, а еще тысячи являются пенсионерами, чьи стипендии задерживают на несколько месяцев. Многие выживают только за счет возделывания своих дачных участков; другие занялись мелкой торговлей или уехали искать работу в Москву. В этих экономических условиях между местными политиками развернулась ожесточенная борьба за власть: региональное отделение реакционной ЛДПР Владимира Жириновского пытается свергнуть действующую (номинально реформистскую) уездную администрацию, упадок города. Трудно оценить, что означала бы для Озёры победа либерал-демократов, но несомненно одно: с 1991 город стал свидетелем трагического падения уровня жизни, по сравнению с которым богатство соседней Москвы, хотя и ослабленное экономическим кризисом, выглядит преступным.

МОСКВИЧИ и петербуржцы обозначают территории, удаленные от их городов более чем на 101 километр, т. е. почти всю Россию, рядом слов, примерно эквивалентных слову «глубина», наиболее употребительное из которых есть глубинка (относящаяся к «глубине») и глубинка (происходит от «глухой» и обозначает «удаленное место тишины»). Но Озёры и другие подобные города не совсем бездействующие аванпосты, потерянные для человечества. Озёряны демонстрируют яркую крестьянскую сердечность, которая горожанам уже просто не нужна.