Переделкино ближнее жк отзывы: 235 реальных отзывов от дольщиков о Городе-парке «Переделкино Ближнее» — форум, достоинства, недостатки, сроки сдачи

ЖК «Переделкино Ближнее» отзывы — ЖК «Переделкино Ближнее»

Для работы с сайтом необходима поддержка Javascript!

Включите Javascript или обновите ваш браузер

• Главная

• Форум

• Форум новостроек

• org/ListItem»>

  ЖК Город-парк «Переделкино Ближнее»

• ЖК «Переделкино Ближнее» отзывы

Другие темы ЖК «Переделкино Ближнее»

ЖК РИВЕР ПАРК КОЛОМЕНСКОЕ. Ипотека от 0,1%

Потолки 3,7м и панорамные окна до пола. Подземный паркинг. Собственный пляж и рыбацкие мостики.

Реклама | ООО «МССЗ»

Отзывы о жилом комплексе Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2) (СЗ ПЕРЕДЕЛКИНО БЛИЖНЕЕ) Москва город. Информация, цены, описание, карта, ход строительства

Планируете приобрести квартиру в новостройке Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2) от застройщика СЗ ПЕРЕДЕЛКИНО БЛИЖНЕЕ ? Рекомендуем ознакомиться с отзывами людей, которые живут в этом ЖК или осматривали его тщательно. Также на странице посмотрите документацию и ходстроительства ЖК

Строительный рынок региона ( Москва) сложно назвать стабильным. Часто после покупки недвижимости люди остаются недовольными. Прочитать отзыв заранее — наиболее верный способ не оказатья в неприятной ситуации.

На данный момент Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2) сейчас имеет статус Строящиеся, согласно документации срок полной готовности объекта III квартал 2025

Предполагаемая дата выдача ключей: 17-02-2026 12:00

 Внимание! Процент объектов, сданных с задержкой у застройщика АБСОЛЮТ: 20% (11 из 56)

 Внимание! В ходе проверок (14 шт) государственными органами найдены нарушения. Рекомендуем ознакомиться с нарушениями.

Регион: Город Москва

Застройщик: ПЕРЕДЕЛКИНО БЛИЖНЕЕ

Группа компаний застройщика: АБСОЛЮТ

Ввод в эксплуатацию: 30.09.2025

Адрес: г Москва, район Внутригородское поселение Внуковское, улица Льва Кассиля, д. 1, корпус 2

Координаты GPS: 55.6368, 37.3055

Кадастровые участки: 50:21:0100211:717 (Право собственности)

Статус: Строящиеся

Класс недвижимости:

Материал стен: Другое

Тип отделки: Под ключ

Свободная планировка: Да

Жилая площадь, м²: 14035.7

Продажа с гарантиями «Фонда защиты прав граждан – участников долевого строительства»: Нет

Количество этажей: 18

Количество квартир: 261

Количество паркинга: 0

Всего квартир: 261

1-комнатные: 94

2-комнатные: 145

3-комнатные: 17

4-комнатные: 5

Среднее количество квартир на этаже: 5

Количество подъездов: 3

Количество пассажирских лифтов: 3

Количество грузовых лифтов: Нет

Количество грузовых
и грузопассажирских лифтов: 3

Количество инвалидных лифтов: Нет

Велосипедные дорожки: Нет

Детские площадки: 1

Спортивные площадки: 1

Количество площадок для сбора мусора: 1

Пандус: Нет

Хотите узнавать новости по объекту?

Хотите оставить отзыв?

Обязательное поле

12345
Ваша оценка, от 1 до 5

Обязательное поле

Обязательное поле

Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2) на карте

Ход строительства

12. 2022

11.2022

10.2022

09.2022

08.2022

Смотреть весь ход строительства Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2)

Проектная декларация

Проектная декларация №77-002677 09-12-2022 13:15

Объект недвижимости Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2) от застройщика СЗ ПЕРЕДЕЛКИНО БЛИЖНЕЕ сейчас имеет статус Строящиеся. Срок полной готовности объекта III квартал 2025. У вас есть мнение о Город-парк Переделкино Ближнее (17 фаза корпус 2)? Оставьте отзыв или почитайте другие отзывы.

Парижское обозрение – Искусство фантастики № 25

Портрет Ауэнкова, 1960 г.

Фрагмент письма Бориса Пастернака коллеге-поэту:

«Мне очень дорога мелодическая достоверность большинства ваших произведений, как и ваша верность принципу мелодии и «восхождению» в том высшем смысле, который дал этому слову Александр Блок.

«Вы поймете из чтения моих последних произведений, что и я нахожусь во власти такого же влияния, но надо постараться, чтобы, как у Александра Блока, эта нота работала, раскрывалась, воплощалась и выражает мысли с предельной ясностью, вместо того чтобы быть лишь напоминанием о звуках, которые изначально очаровали нас, несущественным эхом, замирающим в воздухе».

Я решил навестить Бориса Пастернака дней через десять после приезда в Москву в январе. Я много слышал о нем от своих родителей, знавших его много лет, а его стихи я слышал и любил с ранних лет.

У меня были послания и небольшие подарки от родителей и других поклонников. Но телефона у Пастернака не было, я обнаружил в Москве. Я отверг мысль написать записку как слишком безличную. Я опасался, что, учитывая объем его корреспонденции, у него может быть какая-то стандартная форма отказа на просьбы о посещении. Потребовалось немало усилий, чтобы без предупреждения навестить столь известного человека. Я боялся, что Пастернак в последующие годы не оправдает моего представления о нем, навеянного его стихами — лиричного, импульсивного, прежде всего юношеского.

Мои родители упомянули, что когда они увидели Пастернака в 1957 году, как раз перед тем, как он получил Нобелевскую премию, он проводил дни открытых дверей по воскресеньям — традиция среди русских писателей, которая распространяется и на русских за границей. Подростком в Париже я помню, как по воскресеньям после обеда меня возили к писателю Ремизову и известному философу Бердяеву.

Во второе воскресенье моего пребывания в Москве я вдруг решил поехать в Переделкино. День был лучезарный, и в центре города, где я остановился, сверкал свежий снег на фоне золотых куполов Кремля. Улицы были полны экскурсантов — иногородние семьи, сбившиеся в кучу по-крестьянски, направлялись к Кремлю. Многие несли букеты свежей мимозы — иногда по одной веточке за раз. По зимним воскресеньям в Москву привозят большие партии мимозы. Русские покупают их, чтобы дарить друг другу или просто носить с собой, как бы в ознаменование торжественного дня.

Решил доехать до Переделкино на такси, хотя знал об электричке, которая шла с Киевского вокзала на окраину Москвы. Я вдруг сильно поспешил туда, хотя знающие москвичи не раз предупреждали меня о нежелании Пастернака принимать иностранцев. Я был готов передать свои сообщения и, возможно, пожать ему руку и вернуться.

Извозчик, молодой человек с анонимным видом таксистов повсюду, уверял меня, что очень хорошо знает Переделкино — это было примерно в тридцати километрах по Киевскому шоссе. Стоимость проезда составит около тридцати рублей (около трех долларов). Казалось, он находил совершенно естественным, что я хочу поехать туда в тот прекрасный солнечный день.

Но заявление шофера о том, что он знает дорогу, оказалось хвастовством, и вскоре мы заблудились. Мы ехали на приличной скорости по четырехполосному шоссе, свободному от снега, рекламных щитов и заправок. Было несколько незаметных дорожных знаков, но они не указали нам направление на Переделкино, и поэтому мы стали останавливаться всякий раз, когда кого-нибудь встречали, чтобы спросить дорогу. Все были дружелюбны и готовы помочь, но о Переделкино, похоже, никто не знал. Мы долго ехали по грунтовой, замерзшей дороге через бескрайние белые поля. Наконец мы попали в деревню из другой эпохи, совершенно контрастирующую с огромными новыми доходными домами на окраине Москвы — низкими старинными бревенчатыми избами, окаймляющими прямую главную улицу. Мимо проехали сани, запряженные лошадьми; женщины в платках группировались возле небольшой деревянной церкви. Мы обнаружили, что находимся в поселке очень близко к Переделкино. Через десять минут езды по небольшой извилистой дороге через густые вечнозеленые растения я оказался перед домом Пастернака. Я видел его фотографии в журналах, и вдруг он оказался справа от меня: коричневый, с эркерами, стоящий на склоне на фоне елей и выходящий на дорогу, по которой мы случайно вошли в город.

Переделкино — малонаселенный городок, гостеприимный и веселый в солнечный полдень. Многие писатели и художники живут в нем круглогодично в домах, предоставленных, насколько мне известно, на всю жизнь, и есть большой дом отдыха для писателей и журналистов Союза советских писателей. Но часть города по-прежнему принадлежит мелким ремесленникам и крестьянам, и в атмосфере нет ничего «артистического».

Чуковский, известный литературовед и писатель детских книг, живет там в уютном и гостеприимном доме, уставленном книгами, — у него есть милая небольшая библиотека для городских детей. Константин Федин, один из самых известных ныне живущих русских писателей, живет по соседству с Пастернаком. Ныне он генеральный секретарь Союза писателей — этот пост долгое время занимал Александр Фадеев, который также жил здесь до своей смерти в 1956. Позже Пастернак показал мне дом Исаака Бабеля, где он был арестован в конце 1930-х годов и куда так и не вернулся.

Дом Пастернака стоял на полого изгибающейся проселочной дороге, спускающейся с холма к ручью. В тот солнечный день на холме было полно детей на лыжах и санках, укутанных, как плюшевые мишки. Через дорогу от дома было большое огороженное поле — общее поле, возделываемое летом; теперь это было огромное белое пространство, над которым возвышалось маленькое кладбище на холме, похожее на фон картины Шагала. Могилы были окружены деревянными заборами, выкрашенными в ярко-синий цвет, кресты были установлены под странными углами, а ярко-розовые и красные бумажные цветы были наполовину зарыты в снег. Это было веселое кладбище.

Веранда дома делала его похожим на американский каркасный дом сорокалетней давности, но ели, на фоне которых он стоял, выдавали его за русский. Они росли очень близко друг к другу и создавали ощущение дремучего леса, хотя вокруг города их было всего несколько рощ.

Я расплатился с водителем и с большим трепетом толкнул калитку, отделяющую сад от дороги, и подошел к темному дому. На маленькой веранде сбоку была дверь, к которой была приколота засохшая, полурваная записка на английском языке: «Сейчас я работаю. Я не могу никого принять, пожалуйста, уходите». После минутного колебания я решил не обращать на него внимания, главным образом потому, что он выглядел таким старым, а также из-за маленьких пакетов в моих руках. Я постучал, и почти сразу дверь открыл — сам Пастернак.

На нем была каракулевая шапка. Он был поразительно красив; с высокими скулами, с темными глазами и меховой шапкой он был похож на человека из русской сказки. После нараставшего беспокойства поездки я вдруг расслабился — мне казалось, что я никогда по-настоящему не сомневался в том, что встречу Пастернака.

Я представилась Ольгой Андреевой, дочерью Вадима Леонидовича, используя полуофициальное имя отца. Оно составлено из его собственного имени и имени отца, новеллиста и драматурга Леонида, автора пьесы  Тот, кто получил пощечину и Семеро повешенных, и т. д. Андреев — достаточно распространенное русское имя.

Пастернаку потребовалась минута, чтобы понять, что я приехал к нему из-за границы. Он приветствовал меня с большой теплотой, взяв мою руку обеими своими, расспрашивая о здоровье моей матери и письмах отца, о том, когда я последний раз был в Париже, и внимательно вглядываясь в мое лицо в поисках фамильного сходства. Он собирался заплатить несколько звонков. Если бы я был на мгновение позже, я бы пропустил его. Он попросил меня пройти часть пути с ним — до его первой остановки, у Клуба писателей.

Пока Пастернак собирался к отъезду, я успел осмотреть просто обставленную столовую, в которую меня ввели. С того момента, как я вошел внутрь, меня поразило сходство дома с домом Льва Толстого в Москве, который я посетил накануне. Атмосфера сочетала в себе аскетизм и гостеприимство, что, я думаю, должно было быть характерно для дома русского интеллигента девятнадцатого века. Мебель была удобной, но старой и неприхотливой. Комнаты выглядели идеально для неформальных развлечений, для детских посиделок, для творческой жизни. Хотя дом Толстого был чрезвычайно прост для своего времени, он был больше и изысканнее, чем дом Пастернака, но равнодушие к элегантности или показухе было тем же.

Обычно в дом Пастернака входили через кухню, где встречала крохотная, улыбчивая кухарка средних лет, которая помогала стряхивать снег с одежды. Потом была столовая с эркером, где росла герань. На стенах висели этюды Леонида Пастернака, отца писателя, написанные углем. Были этюды и портреты. Один узнал Толстого, Горького, Скрябина, Рахманинова. Были зарисовки Бориса Пастернака и его брата и сестер в детстве, дамы в больших шляпах с вуалями… . Это был очень мир ранних воспоминаний Пастернака, мир его стихов о юношеской любви.

Пастернак вскоре был готов к работе. Мы вышли на яркий солнечный свет и прошли через вечнозеленую рощу за домом по довольно глубокому снегу, который просеивался в мои низкие сапоги.

Вскоре мы оказались на забитой дороге, гораздо более удобной для ходьбы, хотя и с коварными, обледенелыми участками. Пастернак шел длинными, долговязыми шагами. В особо опасных местах он брал меня за руку; в противном случае он отдавал все свое внимание разговору. Прогулки — неотъемлемая часть жизни в России — как чаепитие или долгие философские дискуссии — часть, которую он явно любил. Мы пошли явно окольным путем в Дом писателей. Прогулка длилась минут сорок. Сначала он погрузился в подробное обсуждение искусства перевода. Время от времени он останавливался, чтобы расспросить о политической и литературной ситуации во Франции и Соединенных Штатах. Он сказал, что редко читает бумаги: «Если только я не наточу карандаш и не пролистну лист газеты, в который собираю стружку. Так я узнал прошлой осенью, что в Алжире была близка революция против де Голля и что Сустель был свергнут…0023 Sous telle было вытеснено ed», — повторил он — грубый перевод его слов, подчеркнув как одобрение решения де Голля, так и сходство слов, произнесенных им. Но на самом деле он казался замечательно осведомленным о литературной жизни за границей; это, казалось, очень заинтересовало его.

С первого момента меня очаровала и поразила схожесть речи Пастернака с его поэзией — полной аллитераций и необычных образов. Он связывал слова друг с другом в музыкальном плане, но ни в коем случае не звучал неестественно и не жертвовал точным значением. Для человека, знакомого с его стихами на русском языке, общение с Пастернаком — незабываемое переживание. Смысл его слов был настолько личным, что казалось, что разговор был каким-то продолжением, развитием стихотворения, торопливой речью, с волнами слов и образов, сменяющих друг друга в крещендо.

Позже я заметил ему музыкальность его речи. «В письме, как и в устной речи, — сказал он, — музыка слова никогда не бывает просто звуком. Оно не является результатом гармонии гласных и согласных. Оно вытекает из отношения между речью и ее значением. А смысл — содержание — всегда должен вести».

Часто мне трудно было поверить, что я разговариваю с семидесятилетним мужчиной; Пастернак выглядел удивительно молодым и здоровым. Было что-то странное и отталкивающее в этой юности, как будто что-то — искусство ли это? — смешалось с самой субстанцией человека, чтобы сохранить его. Его движения были совершенно юношескими — жесты рук, то, как он закидывал назад голову. Его подруга, поэтесса Марина Цветаева, однажды написала: «Пастернак одновременно похож на араба и на своего коня». И действительно, при смуглом лице и как-то архаичных чертах лица Пастернака действительно было что-то арабское. В некоторые моменты он как бы вдруг осознал влияние своего необыкновенного лица, всей своей личности. Он как будто отстранился на мгновение, полузакрыв раскосые карие глаза, отвернув голову, смутно напоминающую брыкающуюся лошадь.

Некоторые писатели в Москве говорили мне — большинство из них не знали его лично, — что Пастернак был человеком, влюбленным в свой образ. Но потом за те несколько дней, что я провел в Москве, мне наговорили о нем много противоречивого. Пастернак казался живой легендой — для одних героем, для других — человеком, продавшимся врагам России. Интенсивное восхищение его поэзией среди писателей и художников было всеобщим. Самым спорным казался заглавный персонаж «Доктор Живаго» . «Ничего, кроме заезженного интеллигента, не представляющего никакого интереса», — сказал известный молодой поэт, в остальном очень либеральный и большой поклонник поэзии Пастернака.

Во всяком случае, я обнаружил, что обвинение Пастернака в эгоцентризме не соответствует действительности. Наоборот, он, казалось, остро ощущал окружающий мир и реагировал на каждое изменение настроения окружающих его людей. Трудно представить более проницательного собеседника. Он сразу уловил самую ускользающую мысль. Разговор потерял всякую тяжесть. Пастернак задавал вопросы о моих родителях. Хотя он видел их всего несколько раз в жизни, он помнил все о них и их вкусах. Он с удивительной точностью вспомнил некоторые стихотворения моего отца, которые ему нравились. Он хотел знать о писателях, которых я знал, — о русских в Париже, о французах и американцах. Американская литература, казалось, особенно интересовала его, хотя он знал только важные имена. Вскоре я обнаружил, что трудно заставить его говорить о себе, на что я надеялся.

Пока мы гуляли на солнышке, я рассказал Пастернаку, какой интерес и восхищение Доктор Живаго вызвал на Западе и особенно в Соединенных Штатах, несмотря на то, что, по моему и многим другим мнению, перевод на английский язык не соответствует действительности. к его книге.

— Да, — сказал он, — я знаю об этом интересе и безмерно счастлив и горжусь им. Я получаю огромное количество писем из-за границы о своей работе. На самом деле, иногда это довольно обременительно, все эти вопросы, на которые я должен отвечать, но тогда необходимо поддерживать трансграничные отношения. Что касается переводчиков Доктор Живаго , не вините их слишком сильно. Это не их вина. Они используются, как и везде переводчики, для передачи буквального смысла, а не тона сказанного — и, конечно же, именно тон имеет значение. Собственно, единственный интересный вид перевода — это перевод классики. Есть сложная работа. Что касается современного письма, то переводить его редко бывает полезно, хотя это может быть и легко. Ты сказал, что ты художник. Что ж, перевод очень похож на копирование картин. Представьте, что вы копируете Малевича; не будет скучно? И именно это я имею отношение к известному чешскому сюрреалисту Незвалю. Он не так уж плох, но вся эта писанина двадцатых ужасно постарела.