Рецензии на книгу «Уходили из дома. Дневник хиппи». Ринго зеленоградский
| Жалко, что книжка быстро кончилась. Отголоски счастья. Знакомые, милые имена. Телеги – точно такие же, как тогда – двадцать лет назад… Ринго был, и, надеюсь, что поныне остается, очень-очень здоровым человеком. Это я не к тому, что он преувеличивает дозы наркоты и дринча в своем повествовании, и не к тому, что сильно преуменьшает дозы обломов. Я вот к чему: только здоровый человек может быть таким оптимистом, когда вокруг творились события (все помнят 90-е), которые многих на долгие годы вывели из строя. И только здоровый человек может прожить полгода в непрерывном движении без зависаний и кризисов, без душевного упадка, без напрасной суеты, пустой рефлексии, болячек и нытья. И это мне так нравится в книге и в авторе, потому как я-то никогда такой не была, и вряд ли уж буду, несмотря на постоянную работу по самоисправлению.Как мне памятны эти утра с солнцем за окном, и изменой в мозгах, пустотой в животе, с раной в груди. Кумар и похмелье. Рожденные на кухне Платоныча хокку:Плачь бездомного котенка за окном –Всего два тонких звука.Как жизнь тяжела… Или вот это:Сижу на кухне,Хаваю салаку пряного посола, парясь:Быть иль не быть? «Венопильный прибор для христианина», - бритва с крестообразной прорезью посередине. Автор – Корецкий Алексей. Ринго и тут нашел здоровый подход: продезинфицировал хлоргексидином руку, потом уж бритвой резанул ;)Приходит на память сюрное воспоминание: знакомый чел быстрым шагом спешит на стрелку, торопливо поправляет на свеженапиленной руке кровавый бинт. Бинт с красными пятнами развязался и развивается по ветру. Штрих-код на руке одной системной герлушки: шрамы идут ровно, как бусины, ни одного кривого – ровные жирные белые выпуклости в ряд. Сколько их у нее на руке – двадцать штук? Пятьдесят? Красивое дополнение к фенькам. И собственные опыты: сперва - ноги (в цивильные времена), потом – левая рука. Которую удобнее резать не торопясь, дожидаясь, когда отпустит невыносимая душевная боль. Чтобы как-то успокоиться, отвлечься. Чтобы себя, несчастную, пожалеть. Фильтровалка с однонормальным раствором щелочи, наложенная на свежую царапину, ощущалась как удар по руке чем-то тяжелым и острым. Всем мазохистам – рекомендую. Ваниль пусть следует своим путем… Ну и для завершения темы – вспышка отчаяния, в глаза бросается лежащий на столе нож. Резкий удар по мякоти предплечья. Хороший косой шрам… Для меня 90-е были далеко не радостным временем. Совсем наоборот – черным, полным отчаяния и непрерывных обломов. Казалось бы, я должна была отучиться есть за годы студенчества и тусовки. Но так называемая перестройка грянула как раз в момент появления на свет Тишки. И я не была готова сидеть с бебиком без денег, еды и работы. Паниковала и обламывалась я жутко: было такое ощущение, что перекрыли кислород. Все мои надежды на успешное окончание МГУ и зависание в каком-нибудь НИИ с постоянным окладом, позволяющим поддерживать тихое умеренное существование, рухнули. Мы оказались втроем в маленькой квартирке на окраине Москвы. Там не работали батареи, не отапливался туалет, постоянно ломались краны, и протекала ванна. Пеленки сушились на кухне, от чего с потолка немедленно слезла краска, и кусочки ее пыльными клочками свешивались с покрытого копотью потолка. А сколько пиплов вообще не имело жилья? Сколько скиталось по впискам и маялось по коммуналкам?То, что я живу лучше многих, не приходило мне в голову. Вдруг стало небезразлично то, что мы едим: кормящая мама смотрит на жизнь другими глазами, чем свободная личность, питающаяся ништяками и дымом.Я оказалась среди маргиналов – среди тех, кто не смог перестроиться: делать бизнес, успешно торговать, уехать за границу, заниматься политикой. И в туннеле моей реальности меня окружили точно такие же персонажи: полубомжи, которые приезжали в мой дом и могли жить у меня, не выходя на улицу неделями, съедая весь хлеб и все сладкое, не рассказав при этом ни одной интересной телеги, не спев ни одной песни, не убрав посуды, не помыв пол.Со временем я научилась бороться с безмазовыми вписчиками, да и успешные друзья здорово помогали. Самое трудное было – бороться с собственными обломами. Их я просто не видела, вернее, не предавала им никакого значения. И совершенно напрасно. Если бы я только знала тогда, что хиппи живы, что на Мангупе идет единственно правильная настоящая жизнь, и что на трассе возможен автостоп! Я ведь тогда всерьез думала, что стоит только выйти на большую дорогу, и тебя немедленно изнасилуют и убьют.В этом отношении, книжка Ринго для меня была слегка даже каким-то открытием: мне-то казалось, что систему душат, что система кончилась в день закрытия Пентагона. Потом ведь очень быстро закрыли все тусовочные кафе. Возможно, память изменяет мне, но в 91 закрыли Пентагон, в 92 – Бисквит и Петровку. Оставался только безмазовейший сыр и Гоголя с Арбатом. Совсем не помню, тусил ли кто-то на Яшке?Очень долго продержался Булгаковский дом, о котором Ринго почти ничего не пишет, и в котором Артур Аристакисян открыл в 94 (или 93?) хипповский университет. Очень забавно было прочитать про Шерифа и Шерхана, от которых, «как от былинных богатырей, разбегались в разные стороны любера». От Шерифая может они и разбегались, - с ним не была знакома. Но Шерхана можно было соплей перешибить, и похож он был не на былинного богатыря, а на Джона Леннона – факт ;) По своей конфигурации и росту более юный Солидол гораздо больше похож на богатыря, чем щуплый Шерхан…Вообще та часть тусовки, которую упоминает Ринго как олдовых были людишки не очень, прямо скажу – так себе людишки: гордыня из них перла сатанинская, а разговоров, если послушать – как у алкашей, только про наркотики – кто, где и когда наторчался, куда упал, кому морду набил и от кого получил свое. Все эти байки обильно сопровождались матерными лексемами, совсем, как у гопников . Просветлением и астралом там и не пахло. Инферно тоже не наблюдалось. Этот их туннель реальности что-то не вызвал у меня одобрения... Хотя у Шерхана шмаль, конечно, не переводилась, - очень знатная шмаль ;)Если обидела кого, простите друзья. Это мое видение. Клеевым челом был, несомненно, Паганель. Клевость состояла в том, что вокруг Паганеля перманентно сияло солнышко. Стоило ему выйти из дома, увидеть голубей на тротуаре, он врезался в стаю, растопыривал лапищи и с кандируя : «Я болен, я грязен… Я – серый голубь» гнал одуревших птиц, пока они не догадывались свернуть в сторону в своем полете. Вслед за Паганелем семенила маленькая Цыпа, подпевая и подметая отставших «Птичек». На флэту у Паганеля балкон выходил на запад. Мы любили курить там, любуясь фиолоетовым закатом. «Кримсон!» - Восклицал Паганель и давал экспромт на гитаре. На балконе росла коллекция кактусов. Один кактус назывался Прик Владимирского. Когда Владимирский приезжал в гости, то первым делом осведомлялся как растет его прик. «Ничего», - одобрял он растение, вымахавшее за год еще на несколько сантиметров.Владимирский по паспорту звался Сережей Овечкиным. Паганель – Леша Фокин, Сказочкик – Саша Чубчиков, Альмагель – Алик Иголкин. Ринго в своей книге тоже отметил что у пиплов с самыми пафосными погонялами частенько бывают самые смешные имена и фамилии. Если судить по книжке Ринго, жизнь в системе была такой сверкающей феерией, прямо как в фильме «Хаер». Черные стороны жизни совсем не отражены. А сколько было несчастных людей, попавших в тусовку из неполных и неблагополучных семей, да и просто больных психическими недугами разной тяжести? Ринго упоминает о психах вскользь, миоходом. Дурка для него способ откосить от армии, не более того. Между тем эти больные люди создавали в системе определенный фон – они вечно гнали пургу, тормозили, устраивали разборки и создавали себе и другим в жизни не то, чтобы проблемы, но всевозможные тяжелые (редко веселые) ситуации. На мой взгляд самый лучший анекдот про хиппи такой. Лежит на флэту огромная тусовка. Все обдолбанные в усмерть, никто рукой пошевелить не можеть. «Пипл, дайте водички кто-нибудь…» - слышится из угла жалобный стон. Вздохи, шелест, молчание. Голос умоляет еще немоного, потом стихает. Шепоты, вздохи. Вдруг раздается бодрый возглас: «А двинули в Питер, а?» Немедленно все вскакивают, и через пять минут на флэту не остается ни души… У Ринго чисто мужской подход к жизни: одно сплошное действие. Мне это крайне удивительно видеть у хиппи. На мой взгляд, по части разборок, психологий и всякой мистики; по части творчества жизненного и прикладного система была самым ярким неформальным объединением. Ринго правильно написал, что многие безмазовые люди обязательно, непременно поэты, музыканты и художники. Колоритный чувак Скрипа, который у него описан, всех кинул на деньги, наобещал с три короба ништяков, а привез три короба фуфла. Да, но ведь он правда был замечательным музыкантом и психоделику играл не хуже Кримсона. Так оно и было. А талантливый человек редко когда не фрик. Ой, как же редко… С другой стороны, любители гундеть и жевать сопли не переводятся и по сию пору, их полно в жж, их полно вокруг нас. Ну не упомянул их, и не надо. Значит туннель реальности такой у человека: яркий и солнечный. Обломившему – да приколется. Приколовшему – да обломится!Ибо нЕфига!15.04.2010 |
: Кто хиппует, тот поймёт / Книга Геннадия Авраменко воссоздает атмосферу Серебряного века российских хиппи. :: Худлит
Геннадий Авраменко (Ринго Зеленоградский). Уходили из дома. М.: АСТ, 2010.
От человека, позиционирующего себя как «светский фотограф» и «колумнист журнала «МК-Бульвар» (именно так предпочитает титуловать себя Геннадий Авраменко), добра в общем-то не ждёшь. И первые страницы его дебютного романа «Уходили из дома» читательский скепсис полностью оправдывают: преувеличенно наивный (едва ли не примитивный) псевдодневниковый текст, до невозможности простоватый герой-рассказчик, тезка и явный двойник автора ― прихиппованный быдловатый юноша из Зеленограда с соответствующим лексиконом и системой ценностей.Гена (или, как его чаще именуют в Системе, Ринго) тусует на Гоголях с олдовыми хиппи, дерётся с люберами, стопом едет на маёвку в Таллин, зависает в Риге, Киеве, Минске, Вильнюсе с тамошними «волосатыми», купается нагишом в Новом Свете, на несколько месяцев оседает на волшебной крымской горе Мангуп, а после снова отправляется колесить по формально единой, но уже стремительно расползающейся на лоскуты родине. Ни сюжета, ни композиции, ни философии «хиппизма» ― классический образчик травелога или, если угодно, роуд-муви. Люди, места, нехитрый быт ― украсть персиков с плантации или буханку хлеба в магазине, наварить супу из всего, что нашлось в хозяйстве, поймать попутку, выпросить немного денег, найти вписку в чужом городе, покурить травы… А год меж тем на дворе стоит 1992-й, на южных рубежах России уже звучат первые раскаты близящейся войны, и ощущение того, что жизнь меняется и уже никогда не будет прежней, густо разлито в густом воздухе безмятежного и бесконечного хиппового лета.
Момент, когда книга Геннадия Авраменко всасывает тебя целиком, ничего не оставляя снаружи, зафиксировать невозможно. И тем не менее это происходит: с какой-то (не очень далекой от начала) страницы начинаешь почти физически ощущать запах мангупских трав и ночных электричек, испытывать сладкое волнение от собственной бездомности и открытости миру, предвкушать приключения и чувствовать, что лежащая впереди жизнь может быть (и непременно будет) удивительной, большой и захватывающе-интересной. История одной частной юности одного конкретного хайрастого раздолбая становится универсальной, прекрасной и узнаваемой историей юности целого поколения.
Книга Авраменко ― не первая книга о русских хиппи. Если честно, она вторая. Пальма первенства в этой области принадлежит поэтичному и мудрому «Господину ветру» Дмитрия Григорьева, вышедшему восемь лет назад в питерской «Амфоре» и с тех пор, похоже, ни разу не переиздававшемуся. Но если роман Григорьева ― это роман «олдового» хиппи, настоящего нонконформиста и всамделишнего странствующего философа, то «Уходили из дома» ― история хиппи серебряного, уже отчасти выродившегося века. История веселого тусовщика, счастливого и беззаботного в свои глупые восемнадцать лет, примеряющего фенечки и прочие хипповые атрибуты счастливо и бездумно ― примерно так же, как его бабушки и дедушки примеряли пионерские галстуки, а мамы и папы ― мини-юбки и брюки-дудочки. И конечно, передать это незабываемое и простодушное юное счастье способен только автор по-настоящему простой и бесхитростный ― такой, как Геннадий Авраменко, светский фотограф и колумнист журнала «МК-Бульвар».
Критика:
Евгений Белжеларский, «Итоги»:Как есть в кино жанр «роуд муви», так есть и литература странствий. Начавшись с «Одиссеи» и пройдя через множество вариаций, она получила новое обоснование в «Бродягах Дхармы» Джека Керуака. Именно в этом ключе и стоит воспринимать книгу Авраменко. Поэтому претензии вроде тех, что у сочинения «нет формы», неуместны. Это поток впечатлений, подобный потоку частиц дхармы или квантов света. Это стихия событий, мелких и крупных. Ведь в мире хиппи граница между преданием и реальной жизнью намеренно размыта. И самая невероятная история может повториться с кем угодно. Книга Авраменко лишний раз это подтверждает.
Блогеры:
Mirka_catwoman:Редко когда люди умеют находить столь тонкую и безупречную интонацию, повествуя о своих друзьях, близких и знакомых.
Не знаю, какое полушарие за это в ответе ― правое или левое, но интуиция старого книжного червяка не подвела. «Дневник хиппи» оказался достойнейшей роуд-муви. Такие книги все мы порывались писать ― кто в пещере на Мангупе, кто за пивом в гараже, а кто в бесконечных дорожных приключениях, коими изобилует жизнь среднестатистического непоседы. В лучшем случае писательский зуд материализовывался в обрывочных дневниковых записях, в основном же он таял с первыми признаками надвигающегося похмелья.
Авраменко же изящно вписался в оставшийся призрачный процент граждан, подкрепляющих слово делом. И при этом, заметьте, доставил немало удовольствия своему читателю, который решительно не способен оторваться от книги, покуда не «выкурит», не прочтёт её до конца.
Eisa_ru:Жалко, что книжка быстро кончилась.
Отголоски счастья. Знакомые милые имена.
Телеги точно такие же, как тогда ― двадцать лет назад…
Ринго был, и, надеюсь, что поныне остаётся очень-очень здоровым человеком. Это я не к тому, что он преувеличивает дозы наркоты и дринча в своём повествовании, и не к тому, что сильно преуменьшает дозы обломов. Я вот к чему: только здоровый человек может быть таким оптимистом, когда вокруг творились события (все помнят 90-е), которые многих на долгие годы вывели из строя. И только здоровый человек может прожить полгода в непрерывном движении без зависаний и кризисов, без душевного упадка, без напрасной суеты, пустой рефлексии, болячек и нытья. И это мне так нравится в книге и в авторе, потому как я-то никогда такой не была, и вряд ли уж буду, несмотря на постоянную работу по самоисправлению.
Ipsum-dixit:Автор подчёркивает, что все лица и события в книге ― подлинные. Действие происходит в 90-е годы.
Стиль книги отличается простотой и краткостью. Читается быстро, увлекательно. Я прочёл за день.
Сюжета особого нет. Всякие поездки в Питер, в Прибалтику, на Украину. А далее ― больше половины повествования группа хиппи живет в Крыму на Мангупе, в пещерах бывшего древнего города. Описываются быт и приключения. В частых отступлениях говорится о событиях, происходивших в других местах и в другое время.
Книги схожего стиля (но, конечно, на другие темы) в советские времена сопровождали аннотацией «для старшего школьного возраста». Но в наши дни массовой инфантильности взрослые люди зачастую читают то же, что и подростки.
В центре всех событий дневника, естественно, находится сам повествователь, Ринго. Он надёлен свойствами сказочного героя. Он сражался с гопниками и немало их побил. Если ему иногда случалось быть побитым самому, то только потому, что он не сопротивлялся и принёс себя в жертву, дабы избежать возможного нашествия гопников на лагерь. По ходу действия он трижды встречается с одним и тем же враждебным гопником и в последний раз вступает-таки в бой и одолевает его. На него идут с ножиком, но он, будучи безоружным, отбирает нож у врагов.
Всякое бывает, может, так и было. Но совпадение с канонами эпоса и старой приключенческой литературы ― полнейшее.
glfr.ru
| Жалко, что книжка быстро кончилась. Отголоски счастья. Знакомые, милые имена. Телеги – точно такие же, как тогда – двадцать лет назад… Ринго был, и, надеюсь, что поныне остается, очень-очень здоровым человеком. Это я не к тому, что он преувеличивает дозы наркоты и дринча в своем повествовании, и не к тому, что сильно преуменьшает дозы обломов. Я вот к чему: только здоровый человек может быть таким оптимистом, когда вокруг творились события (все помнят 90-е), которые многих на долгие годы вывели из строя. И только здоровый человек может прожить полгода в непрерывном движении без зависаний и кризисов, без душевного упадка, без напрасной суеты, пустой рефлексии, болячек и нытья. И это мне так нравится в книге и в авторе, потому как я-то никогда такой не была, и вряд ли уж буду, несмотря на постоянную работу по самоисправлению.Как мне памятны эти утра с солнцем за окном, и изменой в мозгах, пустотой в животе, с раной в груди. Кумар и похмелье. Рожденные на кухне Платоныча хокку:Плачь бездомного котенка за окном –Всего два тонких звука.Как жизнь тяжела… Или вот это:Сижу на кухне,Хаваю салаку пряного посола, парясь:Быть иль не быть? «Венопильный прибор для христианина», - бритва с крестообразной прорезью посередине. Автор – Корецкий Алексей. Ринго и тут нашел здоровый подход: продезинфицировал хлоргексидином руку, потом уж бритвой резанул ;)Приходит на память сюрное воспоминание: знакомый чел быстрым шагом спешит на стрелку, торопливо поправляет на свеженапиленной руке кровавый бинт. Бинт с красными пятнами развязался и развивается по ветру. Штрих-код на руке одной системной герлушки: шрамы идут ровно, как бусины, ни одного кривого – ровные жирные белые выпуклости в ряд. Сколько их у нее на руке – двадцать штук? Пятьдесят? Красивое дополнение к фенькам. И собственные опыты: сперва - ноги (в цивильные времена), потом – левая рука. Которую удобнее резать не торопясь, дожидаясь, когда отпустит невыносимая душевная боль. Чтобы как-то успокоиться, отвлечься. Чтобы себя, несчастную, пожалеть. Фильтровалка с однонормальным раствором щелочи, наложенная на свежую царапину, ощущалась как удар по руке чем-то тяжелым и острым. Всем мазохистам – рекомендую. Ваниль пусть следует своим путем… Ну и для завершения темы – вспышка отчаяния, в глаза бросается лежащий на столе нож. Резкий удар по мякоти предплечья. Хороший косой шрам… Для меня 90-е были далеко не радостным временем. Совсем наоборот – черным, полным отчаяния и непрерывных обломов. Казалось бы, я должна была отучиться есть за годы студенчества и тусовки. Но так называемая перестройка грянула как раз в момент появления на свет Тишки. И я не была готова сидеть с бебиком без денег, еды и работы. Паниковала и обламывалась я жутко: было такое ощущение, что перекрыли кислород. Все мои надежды на успешное окончание МГУ и зависание в каком-нибудь НИИ с постоянным окладом, позволяющим поддерживать тихое умеренное существование, рухнули. Мы оказались втроем в маленькой квартирке на окраине Москвы. Там не работали батареи, не отапливался туалет, постоянно ломались краны, и протекала ванна. Пеленки сушились на кухне, от чего с потолка немедленно слезла краска, и кусочки ее пыльными клочками свешивались с покрытого копотью потолка. А сколько пиплов вообще не имело жилья? Сколько скиталось по впискам и маялось по коммуналкам?То, что я живу лучше многих, не приходило мне в голову. Вдруг стало небезразлично то, что мы едим: кормящая мама смотрит на жизнь другими глазами, чем свободная личность, питающаяся ништяками и дымом.Я оказалась среди маргиналов – среди тех, кто не смог перестроиться: делать бизнес, успешно торговать, уехать за границу, заниматься политикой. И в туннеле моей реальности меня окружили точно такие же персонажи: полубомжи, которые приезжали в мой дом и могли жить у меня, не выходя на улицу неделями, съедая весь хлеб и все сладкое, не рассказав при этом ни одной интересной телеги, не спев ни одной песни, не убрав посуды, не помыв пол.Со временем я научилась бороться с безмазовыми вписчиками, да и успешные друзья здорово помогали. Самое трудное было – бороться с собственными обломами. Их я просто не видела, вернее, не предавала им никакого значения. И совершенно напрасно. Если бы я только знала тогда, что хиппи живы, что на Мангупе идет единственно правильная настоящая жизнь, и что на трассе возможен автостоп! Я ведь тогда всерьез думала, что стоит только выйти на большую дорогу, и тебя немедленно изнасилуют и убьют.В этом отношении, книжка Ринго для меня была слегка даже каким-то открытием: мне-то казалось, что систему душат, что система кончилась в день закрытия Пентагона. Потом ведь очень быстро закрыли все тусовочные кафе. Возможно, память изменяет мне, но в 91 закрыли Пентагон, в 92 – Бисквит и Петровку. Оставался только безмазовейший сыр и Гоголя с Арбатом. Совсем не помню, тусил ли кто-то на Яшке?Очень долго продержался Булгаковский дом, о котором Ринго почти ничего не пишет, и в котором Артур Аристакисян открыл в 94 (или 93?) хипповский университет. Очень забавно было прочитать про Шерифа и Шерхана, от которых, «как от былинных богатырей, разбегались в разные стороны любера». От Шерифая может они и разбегались, - с ним не была знакома. Но Шерхана можно было соплей перешибить, и похож он был не на былинного богатыря, а на Джона Леннона – факт ;) По своей конфигурации и росту более юный Солидол гораздо больше похож на богатыря, чем щуплый Шерхан…Вообще та часть тусовки, которую упоминает Ринго как олдовых были людишки не очень, прямо скажу – так себе людишки: гордыня из них перла сатанинская, а разговоров, если послушать – как у алкашей, только про наркотики – кто, где и когда наторчался, куда упал, кому морду набил и от кого получил свое. Все эти байки обильно сопровождались матерными лексемами, совсем, как у гопников . Просветлением и астралом там и не пахло. Инферно тоже не наблюдалось. Этот их туннель реальности что-то не вызвал у меня одобрения... Хотя у Шерхана шмаль, конечно, не переводилась, - очень знатная шмаль ;)Если обидела кого, простите друзья. Это мое видение. Клеевым челом был, несомненно, Паганель. Клевость состояла в том, что вокруг Паганеля перманентно сияло солнышко. Стоило ему выйти из дома, увидеть голубей на тротуаре, он врезался в стаю, растопыривал лапищи и с кандируя : «Я болен, я грязен… Я – серый голубь» гнал одуревших птиц, пока они не догадывались свернуть в сторону в своем полете. Вслед за Паганелем семенила маленькая Цыпа, подпевая и подметая отставших «Птичек». На флэту у Паганеля балкон выходил на запад. Мы любили курить там, любуясь фиолоетовым закатом. «Кримсон!» - Восклицал Паганель и давал экспромт на гитаре. На балконе росла коллекция кактусов. Один кактус назывался Прик Владимирского. Когда Владимирский приезжал в гости, то первым делом осведомлялся как растет его прик. «Ничего», - одобрял он растение, вымахавшее за год еще на несколько сантиметров.Владимирский по паспорту звался Сережей Овечкиным. Паганель – Леша Фокин, Сказочкик – Саша Чубчиков, Альмагель – Алик Иголкин. Ринго в своей книге тоже отметил что у пиплов с самыми пафосными погонялами частенько бывают самые смешные имена и фамилии. Если судить по книжке Ринго, жизнь в системе была такой сверкающей феерией, прямо как в фильме «Хаер». Черные стороны жизни совсем не отражены. А сколько было несчастных людей, попавших в тусовку из неполных и неблагополучных семей, да и просто больных психическими недугами разной тяжести? Ринго упоминает о психах вскользь, миоходом. Дурка для него способ откосить от армии, не более того. Между тем эти больные люди создавали в системе определенный фон – они вечно гнали пургу, тормозили, устраивали разборки и создавали себе и другим в жизни не то, чтобы проблемы, но всевозможные тяжелые (редко веселые) ситуации. На мой взгляд самый лучший анекдот про хиппи такой. Лежит на флэту огромная тусовка. Все обдолбанные в усмерть, никто рукой пошевелить не можеть. «Пипл, дайте водички кто-нибудь…» - слышится из угла жалобный стон. Вздохи, шелест, молчание. Голос умоляет еще немоного, потом стихает. Шепоты, вздохи. Вдруг раздается бодрый возглас: «А двинули в Питер, а?» Немедленно все вскакивают, и через пять минут на флэту не остается ни души… У Ринго чисто мужской подход к жизни: одно сплошное действие. Мне это крайне удивительно видеть у хиппи. На мой взгляд, по части разборок, психологий и всякой мистики; по части творчества жизненного и прикладного система была самым ярким неформальным объединением. Ринго правильно написал, что многие безмазовые люди обязательно, непременно поэты, музыканты и художники. Колоритный чувак Скрипа, который у него описан, всех кинул на деньги, наобещал с три короба ништяков, а привез три короба фуфла. Да, но ведь он правда был замечательным музыкантом и психоделику играл не хуже Кримсона. Так оно и было. А талантливый человек редко когда не фрик. Ой, как же редко… С другой стороны, любители гундеть и жевать сопли не переводятся и по сию пору, их полно в жж, их полно вокруг нас. Ну не упомянул их, и не надо. Значит туннель реальности такой у человека: яркий и солнечный. Обломившему – да приколется. Приколовшему – да обломится!Ибо нЕфига!15.04.2010 |
ru-hippy.livejournal.com
Новая книга о хиппи - Dixi et animam levavi
Неужели непонятно, что хиппи вреда причинить человеку не могут? Впрочем, Чарльз Мэнсон тоже был хиппи. (Цитата из книги)Тема хиппи интересна мне всегда. Моя супруга в молодости хипповала; от этих времен у нас остались отдельные знакомые хипы, мы ходим в Царицыно и на Гоголя. Сам я хиппи никогда не был - наверное, из-за своего индивидуализма. Но, подобно им, я не очень люблю работать, не признаю ложных мажорских ценностей, занимаюсь творчеством. Я люблю говорить, что отношусь к течению неформалов, которое состоит из меня одного. Поэтому новую книгу о хиппи мы немедленно приобрели и прочли. Называется "Уходили из дома. Дневник хиппи." Автор - Геннадий Авраменко, он же Ринго Зеленоградский. Автор подчеркивает, что все лица и события в книге - подлинные. Действие происходит в 90-е годы.Стиль книги отличается простотой и краткостью. Читается быстро, увлекательно, я прочел за день. Сюжета особого нет. Всякие поездки в Питер, в Прибалтику, на Украину. А далее - больше половины повествования группа хиппи живет в Крыму на Мангупе, в пещерах бывшего древнего города. Описываются быт и приключения. В частых отступлениях говорится о событиях, происходивших в других местах и в другое время. Книги схожего стиля (но, конечно, на другие темы) в советские времена сопровождали аннотацией "для старшего школьного возраста". Но в наши дни массовой инфантильности взрослые люди зачастую читают то же, что и подростки. В центре всех событий дневника, естественно, находится сам повествователь, Ринго. Он наделен свойствами сказочного героя. Он сражался с гопниками и немало их побил. Если ему иногда случалось быть побитым самому, то только потому, что он не сопротивлялся и принес себя в жертву, дабы избежать возможного нашествия гопников на лагерь. По ходу действия он трижды встречается с одним и тем же враждебным гопником, и в последний раз вступает-таки в бой и одолевает его. На него идут с ножиками - будучи безоружным, отбирает ножик у врагов.Всякое бывает, может, так и было. Но совпадение с канонами эпоса и старой приключенческой литературы - полнейшее.Далее. Ринго на протяжении книги употребляет какие-то невероятные количества разного алкоголя и наркотических веществ. Это, впрочем, не мешает ему вступать в интимные отношения с прекрасным полом. Иногда девицы сами проявляют инициативу, видя такого молодца. "Господи, я даже не помню, как она выглядит. Надо как-то поосторожнее с этой свободной любовью все-таки". Богатырский организм, однако.И наконец, повествователь падает со скалы высотой 60 метров и, благодаря вмешательству неких неземных сил, остается цел и невредим, без царапины. Неземные силы помогают остаться в живых и его товарищу, также упавшему с большой высоты. Но товарищ менее одарен и везуч - он набивает себе синяк во всю задницу. Вообще, чудес в книге хватает. В крымском небе в определенные дни и часы, на одном и том же месте появляется и исчезает НЛО (кстати, об этом же рассказывают многие хиппи, ездившие в Крым). Даже уфологи приезжают туда все это изучать. Хотя тут, по-моему нужны не уфологи, а психологи, занимающиеся коллективным бессознательным. Как возникают такие феномены, хорошо и много написано у Юнга.А еще - амулеты, духи, голоса... Сказочная реальность, созданная как длительной дикой жизнью, так и химическим путем.Ринго иногда довольно нелестно отзывается о своем окружении; одна из его записей тянет, пожалуй, на серьезную критику хиппи как явления - хотя и с оптимистическим выводом (с. 316, 317).Ему противны бытующие в среде хиппи мелкое воровство и кидалово. В книге на эту тему много материала: "недостающее он украдет... какая-то гнида... сперла хлеб и вермишель... увели телогрейку и одеяло... деньги, которые мы собрали, Скрипа где-то просрал... воруют разные люди... воровство повторяется и повторяется... (с.68, 69, 89, 230, 304). Это лишь небольшая часть.А вот исчерпывающая характеристика халявщика: "И вот, ты даже не заметил, а он твоей ложкой ковыряет твою похлебку, целует твою женщину, спит в твоей постели. Он не занимается делами, он просто оказывается в нужном месте в нужное время и берет все, что, как ему кажется, должно принадлежать ему. Не думаю, что он как-либо опасен, но определенно таких людей надо сторониться"(с.150). В культуре хиппи парадоксально переплетены хорошее и плохое. В этом смысле она подобна слону из притчи, которого ощупывали трое слепцов с разных сторон, и каждый судил о целом организме по его части. Помнится, когда я в одной заметке написал о негативных явлениях у хиппи, причем гораздо меньше, чем у Ринго, я заслужил упреки в необъективности. Возможно, это оттого, что я не хиппи; так предоставим же слово им самим. Отмечу, что Ринго осуждает не кражи как таковые, а главным образом кражи у своих. Всякие другие кражи по мелочи, в известных пределах, у него могут пониматься как выход из положения, необходимость, форма удальства. Тут стоит вспомнить смешной эпизод, где он бежит из столовой с котлетой во рту.Кстати, я встречал хиппи, которые в этом плане ведут себя вполне безупречно. Но я согласен с тем, что малознакомым хиппи лучше не доверять, пока не узнал их как следует. А теперь, пожалуй, мои главные впечатления от книги.Ринго - не столько хиппи, сколько обычный здоровый молодой романтик и авантюрист, какие были и в другие эпохи. Этакий Том Сойер или Гек Финн. Да он и не собирается быть хиппи в будущем. "Да, интересно, а сколько я протяну в своем нынешнем хипповском состоянии? Ведь нужно со временем как-то остепениться, жениться там, детенышей нарожать, блага цивилизации скупать" (с. 64).Мне, кстати, известны хиппи с детьми, некоторым идет пятый десяток. Правда, они, конечно, уже не путешествуют, да и разводятся часто.Как я представлял себе, главный стержень движения хиппи состоял в философии всеобщей любви и ненасилия, постижении мистических истин путем интенсивной духовной жизни, интеллектуальном изяществе, творчестве.В "дневнике хиппи" акцент сделан явно не на этом. Показательно, что на его страницах бывалые олдовые хиппи отличаются от начинающих не постижением высот мудрости и философии, а главным образом, лучшим знанием обычаев Системы, послужным списком путешествий, да еще личной отвагой в боях с урлой. А если учесть, что лица упоминаются реальные, то, право, грустно - где же учителя и духовные люди? Только на Западе, что ли... Хиппизм предстает из книги менее сложным и более обыкновенным, чем он был, как я надеюсь, на самом деле. Быть может, наши российские хиппи именно такими и были, а поисками в них чего-то идеального я занимаюсь зря?Все же хочется верить, что это не так.
ipsum-dixit.livejournal.com
Мангупград
Интернет забавная штука. Добрая знакомая, которую я в глаза не видел дала мне ссылку… А там – об "индейце" мангупском, которого сбила машина и о больничке, в которую он угодил со множественными переломами. И в переживательных комментах я заикнулся случайно о том, что сам родом с Мангупа и даже с памятного того рождения уже достиг совершеннолетия.
И вот в виртуальном почтовом ящике появился отклик:
- Я так понял, что речь идёт о 91-ом… А ты кто такой? Как твоё погонялово было?
Ну, что поделаешь… было и погонялово. Какое - сказал.
- А Ринго Зеленоградского не помнишь?
- Имя знакомое, точно, а вот «вживую» не помню, прости, братишка…
- Ты что… а ну давай, вспоминай! Мы с Андрюхой Добровольцем были…
- Помню Андрюху, хотя и не слишком хорошо… Сколько времени прошло…
- А такого-то помнишь?..
- Помню!
- А что с ним – не знаешь?
- Знаю…
И пошло–поехало…
Но есть ведь и иная память… не лиц, не обстоятельств даже, но невероятной какой-то пронзительной темы, узнаваемой влёт… темы, которую спутать ни с чем нельзя и подменить совершенно нечем… И вот из Ринговских кратких посланий вырвался ветер знакомый, пронёсся по сердцу, с якоря душу сорвал… разбередил, растревожил в дым... Нет, я не вспомнил ни единого эпизода, где бы мы с Ринго Зеленоградским встречались с глазу на глаз… но не потому, что не было, а потому, что мельком… и память не зацепила… Зато я вспомнил, что он всё время был рядом… что кто-то на тропе спрашивал мимоходом: «Ты Ринго не видел?», или симпатичная незнакомка вдруг допытывалась: «А Ринго Зеленоградский не появлялся?» А я смотрел на неё и думал: «Вот бы ты про меня так спросила… красивая!»… Словом, он был там… понимаете… был там же где и я – в том празднике, которого больше нет. Вроде как нет… но ведь и есть же, раз мы о нём говорим. Есть! И если в разных мирах, даже не перемигнувшись, ликует и перехватывает дыхание одно и то же – это уже не глюк, это – реальность. Он ведь теми же тропками бродил, в тех же пещерах обитал, те же дымы вдыхал, с теми же людьми срастался… И это не ностальгия, не предстарческий сентиментальный синдром… это жизнь, которая продолжает существовать и мука вопроса лишь в том, как попасть туда снова и ещё затянуть побольше народу хорошего, что бы они прозрели… потому, что как бы они не представляли – им не представить, ЧТО ТАКОЕ МАНГУП!!!…
И вот Ринго взял, да и написал книгу, которую я читал вместе с ним ещё до появления слов на бумаге… В непереводимом и бесшабашно-безбашенном подлиннике. Он материализовал ту Страну, которую можно не найти и не заметить, даже прогуливаясь по ней, если с тобой не схлестнётся хранящее сердце и не возьмёт с собой… Ринго протянул сердце-мост от Мангупа ко всем. И не жалко ведь… Радостно! Потому, что в том мире не может быть тесно и скучно, там не может быть пусто и одиноко…
А, значит, есть смысл хоть иногда… любыми судьбами… вопреки всему… и всем… уходить из дома.
Куда? – спросите у Ринго. Он помнит… и, кажется, знает дорогу.mangup-taun.livejournal.com
Отзывы о книге Уходили из дома. Дневник хиппи
Аннотация от кого бы вы думали? От Виктора Ерофеева: В дневниковой юной исповеди Геннадия Авраменко есть несомненная настоящность. Как и у Керуака. Главное, что время поймано в сачок: чувства и мысли обнаружены и раскрыты.Ага. Чувства и мысли detected, значить. Сачком, значить. Крутота и в умат, побежали читать про настоящную несомненность. Несомненную настоящность. С 29 апреля по 14 ноября 1992 года Гена-Ринго или Гринго, уволенный за стирку трусов в деионизированной воде, ведёт настоящую жизнь хиппана, маргинала, автостопщика. Когда похолодает, он вернётся домой. Через 18 лет напишет дневник путешествия в поисках себя и приключений на свой бэксайд.Что же есть в «юной исповеди», помимо настоящности? Стоп, вписки, тусовки, крымский лагерь. Менты, гопота, украинские националисты. Фенечки, цветочки, девочки-хипочки-лапочки. Расширение сознания – как без него? Санта-Барбара: «Катя дала Феде, а тут пришёл Ваня». С учётом того, что я не знакома ни с Катей, ни с Федей, ни тем более с Ваней, и знать их, олухов, не желаю, а автор не утруждается стилистическими изысками, КПД сведений стремится к нулю. Духовная составляющая из биографии исключена. За ненадобностью. Тут уж могу опираться на собственное, ха-ха, включённое наблюдение: мы столько спорили, столько обсуждали! У Ринго и его приятелей некое смехотворное рассуждательство просыпается лишь по укуру. Увлечений – ноль, дискуссии – ноль; грузят друг друга, и даже не высококачественно. Мысли вполне за скобками. Чувства? Не смешите мои тапочки, они и так смешные. Парню двадцатый год, он ни в кого не влюблён! Отношения полов на уровне «хипушки-лапушки», «она затащила меня в палатку и жёстко изнасиловала», «ой, встал – ой, не встал» и венец всего: «никогда не думал, что смогу это сделать с такой интеллигентной девушкой». Однако наш герой при возможности подчеркивает, как на него западает женский пол, упоминает кинозвёздно-эльфическую внешность, развитые мышцы… Хвастать не пахать, что ж. Впрочем, мышцы нужны не только обворожать «лапушек». Забудем о пацифизме. Мускулистые авраменковские хипы бодро метелят люберов и местных гопников, и Ринго в первых рядах. Ладно бы отбивался, дышать захочешь – начнёшь отбиваться, будь ты хоть из пацифистов пацифист. Но дитя-цветок упоённо нарывается, провоцирует, побеждает – и гораздо, гораздо реже, чем велит правдоподобие, огребает по ушам. Хруст кольев и костей. Кровь. Истошные визги от ударов по яйцам. Лик, с хлюпаньем бьющий урела о ступеньку. Шериф и Шерхан, от которых, как от былинных богатырей, в разные стороны разлетаются любера. Махнут правой ручкой – улочка. Махнут левой – переулочек. Благодаря моей реакции и вертлявости перекачанные любера просто не могли по мне попасть, а я успешно гасил их ударами в челюсть.Мы мирные хиппи, но наш бронепоезд...Ринго Зеленоградский могуч не только физически, но и, если можно так выразиться, биохимически. Немало художественного пространства уделено битвам младого организма с различными веществами. Цистерны спиртного, мешки травы и многое другое неразлучно сопровождают нашего долбоюношу и переносятся как чай разбавленный. Вот типичное описание дружеских посиделок:После водки на столе образовался коньяк, после коньяка снова водка. Когда принесли из ванной одеколон, я на всякий случай упал и притворился мёртвым.Будильник завёл на четыре. Проснулись, хлебнули чайку, умылись.Сначала смешно, а на десятый раз знаете, как раздражает? В этом обрамлении особенно мил мистический опыт: общенье с духами, чудесные спасения и пр. Не мелко ли Ринго плавает? Я бы столько приняла, новую религию основала бы. Как минимум. Тем не менее, в Геннадия Александровича камня не брошу. На фоне словесного поноса, захлестнувшего само понятие «хиппи», «Уходили из дома» выглядит достойно: читабельно, живо, не без ухмылки. Вот, вспомнил успешный дяденька бурную молодость, занял, повеселил, никого не обкакал – молодец! А я, такая-сякая снобка, горюю - где духовная составляющая? Э, чтобы духовную составляющую выписать, нужен не фотограф из престижного журнала, а Жак Дулуоз или уж сразу Мальте Лауридс Бригге. Где они, наши Жаки и Мальте? Куда уволокло их теченье реки, об какие камни разбило? Отряд не заметил потери бойца [Михаил Светлов => Борис Гребенщиков => Егор Летов].
www.livelib.ru
Геннадий Авраменко – Уходили из дома. Дневник хиппи
Книг о хиппи не так уж много. Дневников 18-летнего хиппи, опубликованных 20 лет спустя – вовсе нет. А движение хиппи оказало системообразующую роль для всего русского рока.
АСТ-Астрель, 2010.
Конечно, есть некоторая напряженка в том, что 18-летний Ринго Зеленоградский образца 1992 года и нынешний преуспевающий репортер довольно желтого издания «МК-Бульвар» могут быть совершенно разными личностями. Но, кажется, тут редкий случай, когда реальный дневник 18-летнего хиппи всего лишь подвергнут литературной редакции. Слишком многое выдает реакции именно 18-летнего, со всеми минусами и плюсами.
Из важнейших плюсов – откровенность. Ринго Зеленоградский документирует свои путешествия от московской благополучной жизни через автостопы и вписки – в Прибалтике, Белоруссии, Украине, России. А большую часть повествования занимает детальное описание пребывания на Мангупе в Крыму. В книге упоминаются реальные люди, и никто их них пока не стал отрицать, что было все именно так – отчасти потому, что педантичное ведение дневника для детей цветов было скорее нонсенсом, нежели практикой.
Геннадий Авраменко – Уходили из дома. Дневник хиппи1992 год, чтобы напомнить – это тогда, когда уже вышел системный «Русский альбом» Гребенщикова, уже вышел легендарный «Дарза» от «Калинова моста», а «Крематорий» уже выпустил «Клубнику со льдом» и «Зомби». То есть для истории хиппи это был золотой период, когда уже в силе были «олдовые» вроде Хоббита, Папы Леши, Дзен-баптиста, Солнце (ставшего прототипом фильма Гарика Сукачева «Дом солнца»), Сталкера и других. А бурный приток «пионеров» казался неисчерпаемым.
На этом фоне герой книги Ринго выглядит заправским «пионером», но с большими амбициями. Амбиции, впрочем, ограничены путешествиями, девушками и созерцанием природы. Очень любопытно, что дневники Ринго зафиксировали, что в 1992 году на уличных «асках» при помощи музыкальных инструментов наиболее популярны были «Кино» и «Крематорий». Автор пишет: «На хоровое исполнение «Кондратия» и Безобразной Эльзы» сбегается половина площади».
Поскольку такой же автостопный образ жизни вели тогда множество рок-музыкантов (Умка ведет его и сегодня), многие нюансы путешествий, описанные в книге Авраменко, имеют вполне исторический интерес. А пребывание героя в крымских пещерах на Мангупе – почти этнографическую ценность, уч
guruken.ru
